Новости – Общество
Общество
«Дали сарай — молитесь, только замолчите»
Фото из архива Павла Егорова.
Историк Павел Егоров — об исчезнувших православных храмах Уфимской губернии
22 декабря, 2014 16:18
12 мин
Уфимский историк, старший научный сотрудник научного центра охраны памятников при Минкультуры республики Павел Егоров на работе изучает старинные здания: дает оценку, составляет справки, пишет статьи. Но параллельно уже более двадцати лет он вдохновлен другим делом: изучением разрушенных и исчезнувших церквей Уфимской губернии. Он ездит по городам, селам и деревням, опрашивает старожилов, по крупицам собирая информацию о каждом утерянном храме. «Русская планета» узнала, что удалось выяснить историку.
– Павел Владимирович, почему вы решили исследовать исчезнувшие и разрушенные храмы?
– Изначально еще в начале 90-х годов я восстановил данные о церквях по архивам. После того, как информация была собрана на 95%, я начал методичный объезд сел и деревень с целью узнать все подробности. За эти годы я изъездил почти все места, где раньше стояли православные храмы. Почему занялся этим? Я глубоко верующий человек. Я считаю, что изучить историю каждого исчезнувшего или разрушенного в советский период храма — мой долг как православного христианина. Конечно, моя мечта не только изучить, но и восстановить все храмы, но пока она сбывается лишь частично.
– Сколько православных храмов было в нашем регионе до Октябрьской революции?
– На территории Уфимской губернии к началу 1920-х годов было около 730 церквей, включая около 50 старообрядческих церквей и молитвенных домов. Ныне действующих около трехсот, в том числе и молитвенных домов, и недостроенных храмов, а иногда это просто «бумажный приход». Что-то из нашего старинного наследия восстановлено или восстанавливается, но в разы меньше, чем хотелось бы. В Уфимской губернии церковь была в каждом более или менее крупном населенном пункте. Утверждение о том, что Башкирия всегда была «мусульманским регионом» — стереотип, сравнимый с убеждением иностранцев, что в России по улицам бродят медведи, все пьют водку и носят ушанки. Башкирия всегда была многонациональным и многоконфессиональным регионом без преобладания какой-то одной национальности и конфессии.
– А сколько церквей на территории нынешней Башкирии было уничтожено за советский период?
– Наверное, проще сказать, сколько сохранилось. До начала 1990-х годов до нас дошло около 110 церквей в разной степени разрушения. То есть сохранилась 1/7 часть. Какие-то из них были разрушены до нижней части стен, какие-то до карниза, какие-то были без куполов. Лишь некоторые сохранились полностью: например, Сергиевская, Покровская и Воздвиженская церкви в Уфе, Космодамиановская в Нордовке, Никольская церковь в Аскине. Многие церкви, хотя и сохранились к началу 90-х, последующие 15-20 лет оставались брошенными и за эти годы полностью разрушились. Те немногие, которые остались неприкаянными, как правило, либо используются под хозяйственные нужды, либо пустуют и даже не числятся на балансе муниципалитета.
– Как, по словам старожилов, проходил процесс уничтожения церквей?
– Это была катастрофа, причем не только для Уфимской губернии, но и для всей России в целом. Процесс проходил в три этапа. Первая волна, в самом начале 1920-х годов, когда красные только пришли к власти, была самая слабая. Тогда они закрыли, прежде всего, все домовые, больничные и училищные церкви, формально ликвидировали монастыри. Вторая волна в ходе коллективизации была более мощной, тогда закрыли около двухсот храмов. А самая сокрушительная третья волна — это 1936–1938 года, особенно 1937 год. В этот период тысячелетняя традиция православного богослужения была оборвана резко и жестоко. Богослужения не велись пять лет. Тогда не только разрушали церкви, было уничтожено более 90% духовенства Уфимской епархии. Погибли почти все, очень мало кто дожил до амнистии 1943–1944 годов. Те, кто не был расстрелян сразу, были забиты до смерти или замучены в лагерях. Вернулись назад всего лишь около 3% от общего числа арестованных. Затем в конце 40-х медленно пошла новая волна и нарастала до середины 1960-х годов. В итоге к концу советского периода в Башкирии сохранилось всего 17 действующих церквей.
– Но православные верующие в Уфимской губернии все же остались?
– Конечно, люди продолжали молиться тайно, дома. И хотя запуганность была страшная, они наивно верили, что священника забрали или церковь снесли по ошибке. Пошла волна писем от жителей, которые просили вернуть священников, которых забрали «ни за что». Например, в селе Воздвиженское Альшеевского района старожилы рассказали такую историю. Матушка местного отца Павла Похваленского, расстрелянного в 1937 году, после того, как забрали мужа, осталась жить одна и до конца своей жизни писала письма в различные органы, надеясь на его возвращение. И таких примеров были сотни. Всего в Башкирии потеряли жизнь из-за веры около пяти тысяч человек.
После войны, когда воспоминания о репрессиях поутихли, в регионе отмечался народный подъем: люди все больше и чаще высказывались за возвращение закрытых храмов. Это движение медленно, но верно разрасталось, и власти иногда шли на уступки. В 1944–48 годах в Уфимской епархии было восстановлено 42 прихода. Но это, конечно, не значит, что это были храмы. Многие церкви к тому времени уже были перестроены под школы или клубы. А то, что «вернули», — это были почти сараи: рядом с бывшей церковью ставили избу, получался своеобразный молитвенный дом. Принцип был такой: дали вам сарай, молитесь, только замолчите. Пример такой остался в селе Байки Караидельского района. Там эта постройка сохранилась до сих пор. Что касается оставшихся незанятых церквей, их стали просто уничтожать, чтобы никаких предложений о возвращении храмов даже не поступало. Таким образом, на конец 1940-х и все 1950-е годы в Башкирии пришелся пик разрушения зданий православных церквей, зачастую храмов-памятников истории и архитектуры. И продолжалось это вплоть до почти полного разрушения. Из кирпичных последней взорвали в 1987-м Покровскую церковь в селе Ерлыково — уменьшенную копию Троицкого собора Александро-Невской лавры.
– Несмотря на страх, люди просили восстановить церкви. Были в Башкирии случаи открытых массовых протестов?
– Были единичные вспышки негодования, драки, но они быстро подавлялись. Чаще это были коллективные письма, за которые потом тоже сажали. Возвращаясь к отцу Павлу Похваленскому — его пытались найти всем селом. Жители Воздвиженского ставили подписи под письмом, в котором было написано: «Верните нам нашего батюшку, он ни в чем не виноват!» Люди наивно полагали, что власть забрала священника по ошибке, а на самом деле эта власть от Бога. Это был 1937 год. И, кстати, подпись к письму стоит «Уфимская губерния», хотя к тому времени она, как известно, тоже была беспощадно уничтожена. Я считаю это проявлением большой смелости местных жителей: писать в высшие инстанции и ставить подобные подписи. Списать на безграмотность, неосведомленность в данном случае это нельзя: село было помещичье, образование там присутствовало.
– Возвращаясь к церквям, были у исчезнувших храмов региональные архитектурные особенности?
– В Уфимской губернии специфических особенностей не прослеживается. Церквей «пермско-верхотурского», «среднеуральского» типа или «севернорусского» здесь не было. В целом в Уфимской епархии были храмы всех стилей, строившихся в России на протяжении ряда веков: допетровское барокко, елизаветинское барокко, классицизм, ампир, византиизм, кирпичный стиль, больше всего эклектики. Альбомы образцовые рассылались каждому губернскому архитектору. А на местах конкретный помещик, земский начальник или сельский староста, исходя из неких финансовых возможностей, стилевых предпочтений, выбирали какой-то образец.
Если сравнивать с другими регионами, например, с Казанской губернией, Самарской, церкви в Уфимской были, конечно, намного скромнее. Наши храмы были проще, эта тенденция вообще прослеживалась по мере продвижения на восток России. В Уфимской губернии было не так много каменных церквей: всего 1/6 от общего их числа. Остальные церкви были деревянными.
– А иконы были привозные или писались местными иконописцами?
– Конечно, иконы писались здесь. Была очень мощная школа в уфимском Благовещенском женском монастыре, которая обеспечивала иконами практически всю Уфимскую губернию. Также хорошая иконописная мастерская была в Бирском женском монастыре. Вообще у каждой епархии были свои иконописные школы, недостатка иконописцев не было. Классический пример: будущий народный художник БАССР Анатолий Петрович Лежнев со своей артелью расписал 18 церквей в Уфе и под Уфой.
– Какие из уничтоженных церквей были наиболее интересны в историческом, архитектурном образе?
– Прежде всего, это соборы, но они уничтожались в первую очередь. И, конечно, больше всего пострадала здесь Уфа. Следует отметить, что в губернском городе процент каменных церквей достигал 60-70%. То есть эти храмы в первую очередь должны были хорошо сохраниться и дойти до нас в первозданном виде, если бы их не уничтожили. Это, конечно, Вознесенский кафедральный собор на месте Башкирского государственного театра драмы имени Мажита Гафури, Троице-Смоленский собор, где сейчас расположен «Монумент дружбы». Ничего не осталось от Александровской церкви, заложенной самим Александром I Благословенным: сейчас на этом месте находится Дом профсоюзов. Все эти красивейшие храмы были построены в стиле классицизма. Еще одна безвозвратная потеря — это Скорбященская церковь, которая располагалась на Ново-Ивановском кладбище. Она была уникальна своей неповторимой кирпичной кладкой. Сейчас на ее месте строится новая церковь, но меньших размеров и другого стиля. Уникальной в архитектурном плане является и Спасская церковь, построенная по образу и подобию Казанского собора в Санкт-Петербурге. Она, хотя и не была полностью уничтожена, но пока так и не восстановлена. Из других городов помимо Уфы можно отметить Стерлитамакский собор Казанской Божьей Матери и соборы в Златоусте, Николо-Березовском монастыре. Все они были уничтожены до основания.
– Есть ли такие церкви, месторасположение которых вы до сих пор точно не знаете?
– К сожалению, да. Есть церкви, которые, например, исчезли в результате расселения так называемых «бесперспективных деревень». Или те, которые были затоплены Павловским и Нугушским водохранилищами. Всего их насчитывается около 60. Самое печальное, что большая их часть исчезла.
– Как начался процесс восстановления церквей, и насколько активно он идет сейчас?
– Процесс идет, но сложно. Время от времени находятся храмоздатели, готовые профинансировать строительство. Но, как правило, участки для строительства новых церквей муниципалитеты дают крайне неохотно. Обычно выделяли окраину города или всячески препятствовали строительству (Октябрьский, Дюртюли, Прибельский, Баймак и т.д.). Поводов для отказа масса: территория занята или находится близко со школой, другим социально значимым объектом. На самом деле все упирается в запуганность, трусость местных чиновников. Еще одна наша цель, благословленная владыкой Никоном, — поставить часовню или памятный знак на историческом месте существования храма. В начале 2000-х годов я стал руководителем инициативной группы, которая начала установку на местах бывших храмов поклонных крестов. Общими усилиями мы отметили 110 таких мест. Это, конечно не так много, как хотелось бы, и нельзя сравнить с восстановлением церкви. И, тем не менее, это означает главное — мы не забыли эти храмы и будем помнить о них. Кстати, некоторые из поклонных крестов уже «превратились» в настоящие церкви, процесс пошел.
поддержать проект
Подпишитесь на «Русскую Планету» в Яндекс.Новостях
Яндекс.Новости